Земля лишних. Новая жизнь - Страница 84

Парень, крепивший наш багаж к стенкам, прошел по салону вперед, открыл дверь кабины экипажа, сказал нам: «Пристегивайтесь, взлетаем», – и закрыл за собой дверь. Затем запыхтел запускаемый двигатель, постепенно набирая обороты. Пыхтенье переросло в гул, а гул – в рев. Самолет немного дернулся, когда пилот отпустил тормоза, и, слегка покачиваясь, покатил в сторону взлетной полосы.

В начале взлетки он остановился на минуту, затем моторы взревели громче, и самолет рванул с места, быстро набирая скорость. Я почувствовал, как ко мне в руку всунулась ладошка Марии Пилар.

– Что? – шепнул я.

– Не знаю, – так же шепотом ответила она. – Боюсь взлета и посадки.

– Ты?

Я поразился, если честно.

– Я, – злым голосом ответила Бонита. – Просто держи меня за руку, пока высоту не наберем, хорошо?

Вместо ответа я слегка сжал ее пальцы и почувствовал ответное пожатие.

Территория Американских Штатов, город Форт-Линкольн. 22 год, 28 число 8 месяца, понедельник, 19.10

Аэродром в Форт-Линкольне находился рядом с гаванью, насколько мне удалось разглядеть в иллюминатор, пока самолет закладывал пологий вираж. Порт разделял город и летное поле, поэтому посмотреть город нам не светило.

Экипаж так решительно сбросил высоту, что у нас засосало в солнечном сплетении, выровнял машину по направлению вдоль ВПП и столь же смело посадил самолет на неровную бетонную поверхность. Судя по равномерному буханью покрышек шасси, полосу выложили из бетонных плит на не слишком мощную подушку. Затем середина каждой плиты просела, а стыки немного разошлись, вызывая шум и вибрацию при взлете и посадке самолетов – подобно тому как стучат колеса поезда на стыках рельсов. Самолет совершил совсем короткий пробег по полосе, довольно резко замедлившись реверсом и тормозами, затем съехал с полосы, пару раз повернул и остановился окончательно, слегка покачнувшись на амортизаторах.

Дверь пилотской кабины распахнулась, оттуда вышли двое – давешний похожий на подростка хлопец и высокий худой брюнет с длинным носом и залысинами на лбу и тоже с серьгой в ухе – видимо, пилот. Пилот открыл дверь в левом борту и вышел из салона, вывалив наружу трап, а подросткового вида механик отстегнул загогулистое переплетение крепежных ремней и тросов от наших сумок, попрощался с нами и исчез в пилотской кабине, закрыв за собой дверь.

Мы навьючились своим имуществом и выбрались на потрескавшийся бетон площадки. Было очень жарко, над серой ВПП колебалось прозрачное марево горячего воздуха. От раскалившегося за день бетона под ногами вверх шел настоящий поток теплого воздуха, заставляя колебаться, как в кривом и шевелящемся стекле, весь окружающий пейзаж. Ни единое дуновение ветерка не колебало ни одной травинки, проросшей сквозь щели в бетоне – даже американский флаг на высоком флагштоке в середине стоянки самолетов висел поникнув, ни разу не шелохнувшись.

– Это за нами, – сказал Смит, показывая на приближающийся к нам от ворот аэродрома камуфлированный грузовик «Шеви Кодьяк», проходимую, но вполне гражданскую модель с тентованным кузовом – явно уже местное творчество.

Через минуту грузовик остановился рядом. Из кабины выпрыгнули двое – капрал и рядовой в обычной американской «песчанке» с самыми обычными, американскими, знаками различия, со стандартными «береттами» в кобурах. Капрал отсалютовал Смиту, что-то тихо ему доложил, рядовой же обежал машину, откинул задний борт и скинул из кузова легкую лесенку. Мы подхватили мешки и пошли к заднему борту. Двое братьев Рамирес поднялись в кузов и начали поочередно принимать от нас мешки, укладывая их поближе к кабине. Затем все поочередно забрались в кузов и уселись на скамейках, установленных вдоль кузова посредине так, что мы оказались лицом к бортам.

Грузовик бодро тронулся с места, довольно энергично разгоняясь, миновал автоматические ворота, ведущие с территории аэродрома, выехал на сносно асфальтированную дорогу и поехал вдоль берега моря. Эта поездка и десяти минут не продолжалась, как мне показалось. Грузовик остановился у очередных ворот, затем вновь тронулся, миновав шлагбаум и двух гражданских охранников с карабинами М4. Я пришел к выводу, что охранники здесь или слишком много зарабатывают, или слишком мало работают. По крайней мере, ничем другим объяснить того количества модных аксессуаров, которые каждый из них навернул на свою винтовку, я не смог. И «красные точки», и тактические фонари, и лазерные целеуказатели, и штурмовые рукоятки, совмещенные с компактными сошками. Явно видны усилия ума праздного, ничем более не занятого. Книжку бы почитали лучше, что ли…

Впрочем, надолго мы возле этих новоявленных реинкарнаций «Дикого» Билла Хикока не задержались, а вновь поехали – уже по территории порта, виляя меж каких-то складов, пакгаузов, сараев, стоянок и прочих атрибутов промзоны. Выехали на пирс, где я сразу ощутил соленый запах моря, и остановились.

– Приехали, – лаконично информировал нас Браун.

Я спрыгнул через задний борт, за мной последовал Смит. Прежде чем капрал и рядовой из кабины успели к нам, мы уже откинули задний борт и началась выгрузка имущества. Я огляделся. Прямо возле нас у деревянного пирса стоял одинокий, не слишком новый, но ухоженный и недавно покрашенный траулер – судно метров двадцати в длину, с высокими бортами, как бы прогнутое в середине корпуса, с основательными надстройками, стрелой мощного поворотного крана сзади и большим погрузочным люком на корме. На корме висел флаг Европейского Союза, на борту было написано: «Ла Нинья». Судя по обводам корпуса, «Нинья» была построена как судно не слишком быстроходное, но зато с высокими мореходными качествами и экономно расходующее топливо. Впрочем, тип наиболее распространенный в этом мире, где больших судов почти не было, а все расстояния для плаваний были очень даже немаленькими.